i got a killer
[indent] / /  [indent] I N  M E  T O  G I V E  M E   P U R P O S E

Он пытается без нее жить: правда пытается, когда отворачивается, дверь в кабинет закрывает и в дела погружается, чтение которых может немного потянуть время до окончания рабочего дня. Филлип после расставания долго смириться с ее решением не может. Отказы принимать не в его характере, поэтому он еще долгое время пытается Доркас переубедить, разговорить, до правды довести — она без него не может, а он без нее, пожалуй, тоже. Когда практически все стадии принятия остаются позади, Минчум осознает, что издалека наблюдать за ней не повредит. Убедиться, что в буфете всегда имеется ее любимый сорт кофе, а кружка всегда остаётся горячей — задачи не из сложных, и он изо дня в день продолжает этим заниматься, надеясь, что Мэдоуз не замечает (объяснять, что просто ему с нее переключаться ни на кого больше не хочется, как-то не подходит их нынешним отношениям).

Филлип более чем уверен, что так и продолжал бы за ней присматривать, вовремя успевая подобраться со спины, чтобы удержать при очередном передозе. Он Доркас пытается не пристыжать, губы поджимает, молчит, на провокации не реагирует и рвоту убирает, не забывая заставить выпить ее не один литр воды. К этой рутине Минчум подходит с такой будничностью, что Бэлби, порой, задается, а все ли с ним в порядке. Нет, с ним не все в порядке: Фил влюбился в девушку, которой врал большую часть отношений, потому что сам себя принять не мог. А после вылезшей наружу правды оказалось, что девушка рядом с ним, настоящим / / монстром, находиться рядом не может. Не потому что он такой подонок (хотя и это тоже), а потому что он — ее боггарт. История не из веселых, но Филлип считает, что из нее получилась бы отличная история, которую можно было бы издать для девочек, обучающихся в Хогвартсе и мечтающих о побеждающей все любви.

Дамокл обещает, что обязательно книгу проиллюстрирует и не забудет его мышцы и самодовольное выражение лица изобразить максимально правдоподобно, и Филлип смеется — умение сделать деньги даже из собственных страданий не так уже бесполезно.

Только книгу они не выпускают, а Минчум все так же Мэдоуз в женском туалете находит, с пола поднимает и забирает к себе домой, чтобы желудок ей промыть.
Ему кажется, что подобные случае все чаще происходить начинают, но связать одно с другим не может. Зелья Доркас пьет, чтобы нервы свои успокоить, чтобы страхи подавить, а не потому что без него не может. Месяцы спустя Филлип смиряется с очевидным — у нее проблемы, и ему нужно ей как-то помочь.

Решения, правда, не успевает найти, потому что убивают отца, и война становится теперь делом личным. Если до этого Минчум отлично абстрагировался и от атак, и от потерь, не принимая никакого активного участия ни в дебатах, ни в сражениях, то сейчас же все, что в голове у него скрипучим голосом строится, так это план к победе.
Филлип часто ошибается: и одно из выдрессированных умений — это с поражениями не расстраиваться, а новой задачей задаваться. Когда Мэдоуз оказывается под прицелом, он к ней приклеивается, на мгновение задумываясь о том, что скучал. Но первая и единственная за последние пару лет ссора его в чувства приводит, а раны после злополучного полнолуния не заживают к следующей полной луне.

Они с Доркас договариваются работать над делом совместно: Филлип обещает посвятить ее во все детали, как вернется из Восточной Европы с зацепками. Ему несложно поделиться подробностями, потому что когда Дора в работу пускается, то она на себя прежнюю становится похожей. Синяки под глазами из-за пристрастия к зельям кажутся последствиями бессонных ночей из-за расследования — так легче смотреть на то, что она себя изнутри разрушает, да и пальцы не приходится то и дело заламывать, чтобы ненароком не надавить чересчур сильно требованием перестать принимать. Мэдоуз еще и волосы собирать начнет, закрутит как-то странно на затылке, пером закрепит, и пряди в течение пары часов обязательно начнут из прически выпадать. В такие моменты Минчуму кажется, что, возможно, он любит ее так же сильно, как отец любил в свое время его мать. Когда она, увлеченная работой, не замечает, что кофе остыл, пальцами, перепачканными в чернилах, по щеке проводит и пятна оставляет под глазом. Доркас чересчур домашняя, Доркас чересчур родная в таких случаях, и Филлип, когда ловит себя на мысли, что поцеловать ее не прочь / / наклониться и губами щеку задеть / / то бумаги собирает и из комнаты уходит.

Он знает, что права не имеет.
А еще он помнит, как она с еле слышным дыханием на полу его ванны оказывается с прохладными щеками.

Если бы отец его увидел, то не узнал бы ; всего лишь за пару месяцев Фил учится тому уважению, о котором Дора просит в начале семидесятых. Почему ему не удавалось раньше подобное — вопрос все еще открытый. Но однажды Минчум уснуть не может и спускается к ней в комнату, чтобы проверить, все ли в порядке. Мэдоуз спит крепко, она одеяло зажимает, а он садится на стул неподалёку, так всю ночь и проводя рядом, но не решаясь приблизиться.

Филлип в тот же день уезжает на встречу с новым частным сыщиком, который говорит, что зацепки имеются, и Гойла поймать удастся раньше, чем они ожидали. Он ей записку оставляет, не берет много с собой вещей, но все-таки проверяет ящик с зельями — наверняка она успела несколько склянок по всему дому попрятать, но Минчум решает рискнуть довериться Мэдоуз.

Но зря он это; зря на те же самые грабли наступает, думая, что права не имеет вмешиваться. Даже если они и не вместе, даже если она его никогда не простит, он, как человек, который за нее переживает, должен вовремя среагировать и вместо намеков прямо поговорить. Доркас слишком усердствует: она не столько от страхов своих избавляется, сколько, пожалуй, пытается от реальности спрятаться за этими зельями, что изнутри отравляют. Филлип старается не замечать ее уставшее состояние, раздражённость списывает на нервы, но он знает / / он уверен, что еще немного, и она снова окажется на прохладном кафеле в одиночестве.

Минчум, когда возвращается, то ожидает Мэдоуз застать в Аврорате. Однако ее стол пуст, а все папки, обычно сложенные на краю, волшебным образом исчезают. Филлипу приходится зайти в кабинет к Руфусу, потому что Теодор вновь не выходит на работу. С Паркинсоном договориться о прогуле легко, поэтому Минчум коллегу не упрекает в очередном выходном, соглашаясь разобраться с его делами до конца дня.
Стол Фила быстро обрастает бумагами: он не успевает кофе заварить, как слышит разговор на другой стороне отдела. Проклятая ликантропия иногда окупается — Минчум чашку оставляет, содержимое выливая в мусорное ведро.
— Что ты сказал? — Гиббинс неловко на него взгляд поднимает, потому что с коллегой он обсуждал истерику Мэдоуз шепотом, и никто услышать его не мог / / да, как же. — Что там с Мэдоуз?
— Да ничего, все то же самое, — присвистнув, он пальцем у виска крутит, а потом отворачивается обратно к своим документам. Филлип верхнюю губу закусывает, недолго раздумывая о возможности толкнуть придурка в затылок — он тогда красиво лбом приложится к столу. [float=right][/float]Но решает не портить отношения с еще одним идиотом этого бессмысленного отдела бездельников и возвращается к Руфусу, свой вопрос ему повторяя.
— В смысле отстранил? — он садиться отказался, стоять напротив стола начальника далеко не каждому позволено, но Фил никогда к приказам не прислушивался. Он устало вздыхает, из кабинета его выходя тут же: — Розмари, дела на столе, сделай с ними что-нибудь, — бросает коллеге, подхватывая пальто и на ходу его одевая.

Минчум Мэдоуз успевает досконально изучить: от родинок на лице и до нервных тиков, которые не распространяются на постоянные круги от мокрых кружек на его стеклянном столе, но обязательно затрагивают неправильно заполненную форму. Единственное, что Дору удерживает наплыву помимо чертовых зелий — это работа.
Ебанная работа.
Фил стучит в дверь ее квартиры не раз и не два, он долбит в дверь настойчиво, повторяя ее имя все громче. Соседка справа стоит у дверного глазка — Минчум ее слышит, — как будто раздумывая, вызывать ли на помощь или просто вернуться к телевизору. Она, кажется, решается пригрозить, потому что замок поворачивается, и небольшая голова появляется из щели: — ты что стучишь, бездельник? Вор? — у нее голос скрипучий, а на носу висят очки с толстыми линзами, из-за которых глаза кажутся чересчур большими для такого маленького лица.
— Не знаете, где хозяйка? — на вопросы не отвечает, он обычно себя как последний мудак ведет. Но именно так и можно добиться своего — Минчум еще с детства это запоминает.
— Доркас-то? Она не появлялась дома пару дней уже, — Фил громко ругается, бросаясь с лестницы вниз и в очередном шаге трансгрессируя.

У Марлин дверь также остается без ответа. Филлип несколько раз по ней стучит, а потом ударяет грязным ботинком по беспомощной доске. Он не курит, но в этот самый момент очень жалеет, что не может нервность свою унять несколькими затяжками чертового маггловского табака.
Минчум оббегает еще несколько мест, где могла бы оказаться Мэдоуз, пока не замечает новый выпуск Ежедневного Пророка — на первой странице огромный заголовок скачет. Филлип газету с прилавка тащит тут же, глаза жмуря несколько раз прежде, чем решается прочитать, какая аврорка оказалась в коме. Он пальцами сжимает выпуск чересчур сильно, потому что чертовы журналисты описывают, какое это чудо, что перекрестная атака не привела к смертельному исходу, но имя так и не удосуживаются написать.
— На кого напали? — останавливает мимо идущую волшебницу и на газету показывая. Магический мир не такой уж и большой: все друг друга так или иначе знают. Тем более если уж говорить об элитных аврорских волшебниках.
— МакКиннон, — удивленно отвечает девушка, на пару шагов от Минчума отходя, но тот уже отворачивается и спешит к Дырявому Котлу. Несколько трансгрессий подряд его из сил выбивают, а стучащее переживание в ушах не сулит ничего хорошего при резкой аппарации.

Чтобы дождаться своей очереди к каминам, ему приходится растолкать нескольких мужчин и получить проклятья в спину, когда Филлип опережает женщину и первым забирается за решетку.
Ему правда глубоко насрать на то, что остальные кричат, потому что в мыслях только одно ее имя повторяется из раза в раз.

Нужную палату Фил находит в считанные мгновения — дверь открывает тут же, не особо церемонясь на стуки. Мертвым или тем, кто в коме, они все равно никакого смысла не несут.
Доркас сидит у кровати Марлин, и Филлип громко выругивается мерзким словом, потому что, блять, отлегло, потому что: — я тебя убью, — цедит и в несколько шагов рядом оказывается, за руку хватая себе в объятия. Минчум ее сопротивление не учитывает, крепко сжимая Мэдоуз в своих руках и пытаясь успокоить сбившееся от получасовой гонки дыхание. Носом ей в макушку утыкается, все еще против воли удерживая и разглядывая бледную МакКиннон, словно перепившую тех же зелий, что и ее дурная подруга.
[float=left][/float]— Ты должна была предупредить, что будешь тут, — взгляд на Доркас опускает, когда наконец хватку ослабляет и шаг назад делает. — Я вернулся с новостями, но в отделе услышал, что что-то произошло, а потом тебя пытался найти. Думал, что Гойл добрался, — про зелья Филлип не упоминает, но плечи ее пальцами сжимает, в глаза заглядывая: — Дора? — он ожидает, что после отстранения она во все тяжкие пускается ; он догадывается, что после его отъезда она себе волю во многом дает ; Филлип понимает, что травма Марлин на ней сказывается самым не лучшим образом.
— Дора, — зовет ее еще раз, ладонью по щеке проводя, — как долго ты здесь сидела? — замечает и синяки под глазами, и пальцы дрожащие. — Ты не спала?

Любой бы со стороны уже диагноз ему поставил, но у Филлипа ничего не осталось кроме секрета его ликантропии и Доркас, которая видеть его не хочет. Как тут держаться вдалеке? Как не замечать ни опухших глаз, ни обкусанных губ? Он выдыхает, слова пытаясь подобрать, но чертовы зелья единственной причиной кажутся валидной - неужели она даже тут под ними?

[indent]  она выглядит уставшей - кто бы, конечно, говорил, но все же. не сочувствовать скрябиной тяжело - в нормальные времена она бы по карьерной лестнице карабкалась сейчас, большие надежды бы подавала качественными материалами и присутствием духа. им, увы, времена достались другие. на возражения вари внимание обращать - предприятие гиблое заранее, он только бровь приподнимает немного, когда она ногой едва заметно пинает стул, - на полном серьезе станешь утверждать, что компанию финна моей предпочтешь? - строит обиду и осуждение, языком цокая, но улыбается все равно, - ты ведь в курсе, что он всех, кому не лень, по барам таскает последний месяц, потому что протест несогласованный организовать пытается? - бедняга то ли выборов не мог дождаться, то ли просто лишний раз бэгнольд о ее обещаниях напомнить хотел, - а зубы он заговаривает только так, моргнуть не успеешь - и уже стоишь с плакатом, требуешь рабочие места для сквибов, - не то, чтобы это плохо, но министерство зная - разгонят их за пять минут, парочку еще и подержат на десятом уровне пару дней, проформы ради. интересно, поэтому финн сбегает? знает, что оллард его от дурной затеи начнет отговаривать в очередной раз? олли меню разглядывает, активно делая вид, что ему здесь рады:
[indent]  - буду перцовку без пирожков, - решает, наконец, криво-заламинированный лист возвращая: на голодный желудок думается, как правило, лучше. на трезвую голову, правда, тоже, но раз уж пошла такая пьянка. варя смотрит на него с выжиданием. алдертон хмыкает:
[indent]  - француза, - головой качает с осуждением, - ты мне еще испанца предложи, чтобы я точно уверился, что тебе не нравлюсь, - ладно, он думал об этом - он думал и вовсе редакцию перевезти куда-то за границу, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что игра не стоит свеч. безопаснее, разумеется, где-то дешевле даже, но нельзя было далеко от места действия оказываться: с другого берега, как правило, сложно разглядеть, что в соединенном королевстве происходит. варя вопрос задает прямо, но он ей ответить пока тем же не может, - расплата традиционная - бессонными ночами и последними нервными клетками, - драматизму вторит, глаза чуть щурит, - ну или, - но эту попытку она предвидит сразу - оллард головой качает разочарованно, впрочем - и не ожидал: у каждого из них источники личные - маленький золотой грааль, таким делиться не принято.

[indent]  - на радио тебя и пускать опасно, - замечает, подмигивая, и чуть двигаясь, официанту предоставляя место для маневра. он стопки перед ними опускает, - споешься с ними и магическому миру точно конец, - радиовещание вообще было сборищем, подходившим неплохо им обоим - чутье олли подсказывает, что единственная причина, по которой варя до сих пор в их штате не числилась, совпадала с той, по которой его собственного имени в этих списках не окажется никогда. радио отличным местом было - полным людей свободолюбивых, только вот несерьезным совершенно. у них своя аудитория была, важная тоже, только узкая чрезвычайно, что никак не соотносилось с целями, которые преследовали они оба.
[indent]  он на стуле откидывается довольно, когда речь о книге заходит - кто не любит хорошие новости, даже если они незначительные совершенно? а то, что она о книге слышала - новость для него хорошая, безусловно. велик соблазн поинтересоваться о чем именно олли пишет (последнее, что алдертон слышит - из под его пера роман вот-вот выйдет - надо же), но воздержаться удается все же, - если жирным шрифтом, то только в виде сноски, - дразнить потенциальных сотрудников - так себе идея, впрочем, в защиту алдертона, он наймом в жизни не занимался, - а вот за колдографию только спасибо скажу, она, думаю, обязательно станет одним из ключевых плюсов в продаж, - он момент этот улучает, чтобы один из пирожков украсть и, замечая недовольство ее, глаза закатывает, - я угощаю, скрябина, мерлин, успокойся, можешь еще заказать, - у самого с галлеонами не то, чтобы совсем радужно, но провести пару часов в пабе он себе позволить все-таки может. он руки отряхивает и взглядом ее серьезным смеряет - у олларда редко такой проскальзывает, но она ведь сама к сути перейти хочет. он медлит несколько секунд. к сути перейти тоже хочется, только он не может сразу речь о новой англии напрямую завести - там и об ордене речь вести придется, и если варя вдруг незаинтересованна окажется - бегать за ней, упрашивая тайну хранить - мерлин, сколько мороки.

[indent]  - насколько принципиальна тебе колдография? - спрашивает неторопливо, свою собственную стопку поднимая: перцовка губы обжигает, горячим теплом проходится по горлу, - или твое имя под статьей? - они вместе уже какое-то время не работают и это, наверное, единственный вопрос, который у него к ней остается (если притвориться, что это действительно можно назвать собеседованием). тщеславность всем журналистам свойственна, в этом нет ничего плохого. в их профессии, так уж вышло, признание - штука достаточно необходимая, без него мало кто станет с тобой разговаривать, еще меньше найдется тех, кто прислушаться решится. он и поэтому отчасти цепляется за периодические статьи то тут, то там: если с радаров исчезнуть окончательно и надолго - никакие слухи о книге предполагаемой уже не спасут. [float=right][/float]но сейчас не о нем разговор, - что важнее - чтобы правда опубликована была, или чтобы все знали, что за ней именно ты, варя, стоишь? - это можно, наверное, принять за бесцельные рассуждения на высокие темы, за которыми ничего не скрывается особенно, но у олларда тон серьезный совершенно, ничего гипотетического он не предполагает, - если бы ты могла статью свою в журнале разместить, без правок всяких, - он взгляд ее недоверчивый замечает и улыбается, ладони поднимая, - ладно, с правками минимальными, - редакторы не просто так существуют все-таки, олли за последние месяцы их необходимость на собственной шкуре ощутил, когда пришлось самому собственные материалы вычитывать на двадцать раз, и каждый раз правки вносить небольшие, - но все-таки - в том виде, в котором ты ее и задумывала изначально, - не на первой полосе, но на ней можно было бы сделать сноску; второй разворот у них стабильно оказывается занят тоже, там списки погибших, которых так или иначе с атаками пожирателей соотнести можно (оллард второй разворот ненавидит). третий - он может уступить ей третий. на первых порах. нужно будет проверить, хотя: нестабильное состояние - что именно это подразумевало? - оллард только про потерю патронуса у двух авроров слышал, сколько, год уже наверное назад, после неприятного происшествия в азкабане.

[indent]  мысли как всегда впереди паровоза бегут, алдертон осекается, - но только без имени твоего. и уж точно без колдографии, - проще сразу на лбу себе крестик нарисовать - авадой сюда, пожалуйста, - за триста десять галлеоннов за месяц, - уточняет, потому что для них обоих цена вопроса важна (сколько угодно можно говорить о том, что деньги - не главное, кушать от этого хочется не меньше). у него с цифрами неплохо, но заниматься ими до сих пор непривычно было: алдертон целый вечер проводит, пытаясь высчитать, как сделать так, чтобы возможное расширение не привело к появлению черной дыры в бюджете. выше трехсот сорока англия вытянуть ничего не сможет, он немного пространства для маневра оставляет - даже эта цифра обещает работу в минус на первый месяц как минимум - и это тогда, когда ему удалось, наконец, на стабильную самоокупаемость выйти, листовки заменяя на подписку на газету настоящую для тех, кто до правды добраться желал. триста десять галлеонов - почти в два раза ниже ставки журналиста уровня вари в пророке, чуть меньше, чем штатным журналистам рев мантикоры платит, чуть больше, чем ведущие радиовещания получают, - согласилась бы? - информация специфичная достаточно, чтобы с новой англией ее связать было можно, но  все еще позволяет олларду откреститься - он, может, новое издание задумал, где все материалы исключительно его собственным именем подписываться будут. алдертон официанта замечает поблизости, рукой машет, пустую стопку приподнимая, - можно повторить? - и к варе разворачивается снова, головой чуть качая, - сто лет не пил эту штуку, уже забыл, как люблю ее, - улыбается, напряжение собственное чуть сбавить пытаясь.

где ты
[indent] / / ЗАХОТЕЛА СПРЯТАТЬСЯ?
С Л Е Д Ы     Т В О И      Н Е      О С Т А Н У Т С Я

[indent]  [indent] Джорджиа на тени смотрит, и себя в них не узнает: она сидит ровно и неподвижно, а тень скачет, вокруг нее круги очерчивает и то и дело ближе склоняется // п о й м а ю _ в е р н у шепотом доносится до усталого сознания. Слагхорн, наверное, надумывает и кошмары себе самостоятельно сочиняет: вот Гойл в углу стоит, вот он на другой стороне улицы и руки в карманах прячет, ожидая, когда она, пристыженная, к нему неловкими шагами пойдет. Джо пытается себе напомнить, что все уже позади, что она уже давно для него мертва, для всех, кто когда-либо о ней помнил, в земле червей кормит. За столько времени ее труп бы разложился, от него не осталось бы ничего, потому что звери в лесу голодные // им бы чем-нибудь питаться и без разницы, падаль в их зубах оказывается или же человеческое мясо. Джо уверена, что она по вкусу от скудной оленихи не отличается — такая же костлявая, такая же пресная.

[indent]  [indent] Когда Темный Лорд призывает на собрание, Слагхорн каждый раз старается с толпой смешаться. Руки держит по швам, а те то и дело хотят за спину спрятаться — что, если рядом с ней стоит Гойл, что, если это он покачивается с ноги на ногу? Джорджиа от мыслей своих убегает // уплывает, выныривая из сомнений, чтобы сконцентрироваться на очередных приказах.

[indent]  [indent] Никогда не хотела становиться аврором // Никогда не стремилась к власти или послушанию, но по иронии судьбы оказывается там, где ослушаться — не привилегия и даже не каприз, а сплошная глупость. Джо не рискует и не подводит тех, кто ее на задания отправляет; она и маски своей не снимает ни до собрания, ни во время, ни после. Анонимность, о которой диктуют правила, ей на руку — никто не знает, что Слагхорн жива, что она следом за несколькими десятками плащей отправляется на очередное задание, то ли очень важное, то ли совсем бессмысленное.

[indent]  [indent] Ветер под маску не пробирается: магия не допускает «если», поэтому Джо уверена, что ее никто не узнает, что к ней никто не подберется. Она может рука об руку с Аттикусом работает, когда сначала один дом сжигает, а потом проверяет остатки пепла — доски, гвозди, несколько украшений, но нет артефактов.
Слагхорн по пепелищу ходит, когда впереди слышит шорох подошвы. На месте замирает, оглядываясь и замечая фигуру, напротив нее стоящую. Палочка уже воздух по инерции разрезает, предупреждая об атаке — Джорджиа не допускает ошибки ; не после того, как сбегает, прошлое свое позади оставляя.

[indent]  [indent] В сумерках рассмотреть Гестию удается без особых на то проблем. Она стоит уверено, пару шагов делает, щит выставляет, а Джо атакует. Губы поджимает, пальцы свободной ладони в кулак сжимает, специально смазывая Аваду, без которой нельзя // без которой есть лишь опасность получить наказание, разоблачающее ее лицо на всеобщее обозрение. Слагхорн минуту вырывает, когда за балкой прячется, и тяжело дышит, нервность пытаясь убрать на задний план.
Джонс для нее заменяет младшую сестру; она ей кажется куда более интересной, чем та же Дейзи, они с ней вместе эту дуру за косы тягают и пугают небылицами, от которых не рассмеяться невозможно, если вдруг та решится жаловаться. Гестия с детством ассоциируется // Гестия — сестра, которую оставлять было тяжелее всего. Джорджиа от ее атаки уворачивается, она по пеплу катится, замечая сбоку несколько пожирателей - они к ней спешат на помощь. Оттого сквозь боль на ноги поднимается, рычит в маску проклятья, которые никто не услышит, потому что голос ее изменен, а шепот разобрать практически невозможно: — диффиндо, — луч с палочки вырывается, — авада кедавра, — мажет специально, но тут же перекрикивает, останавливая двоих: — круцио! — Гестия на колени падает, она от боли корежится, пока пожиратели смерти уже на других орденовцев переключаются.

[indent]  [indent] Джорджиа за ними следит краем глаза, палочку не опуская, но когда те с виду скрываются, то пару шагов в сторону Гестии делает. Кто-то из ее сокомандников же должен рядом быть? Где они все, твою мать? Слагхорн нервно дергается в сторону, когда в нее летит красный луч; с колен не поднимается, с места сразу же аппарирует, зная, что Джонс кто-то подхватит // ее обязательно спасут, в Мунго отведут и не дадут пострадать.

[indent]  [indent] Джорджиа несколько дней после этой операции с отвратительным настроением показывается в главном здании. Разговаривать ни с кем не хочется, а Пайпер все еще в ее поведении ищет подводные камни. Слагхорн плюется на всех, кто на ее пути оказывается, но потом тут же улыбается, вспоминая, что Сара Рэндалл так не умеет // Сара Рэндалл — девочка хорошая. Она напивается в местном баре и плетется по улице до дома своего, который ничем не напоминает тот самый особняк, в котором они с Гестией прятались от вездесущего Дэниела. В доме нет ни чердака, где хранятся волшебные травы матери, нет ни перины, которая тебя поглощает с концами, если все-таки решишься на заколдованный матрац лечь.
В доме она одна // сбежавшая от реальности, прячущаяся на островах в объятиях драконов, которые спалить ее готовы в любое мгновение. Но тем не менее правда находит Слагхорн: она ей во снах приходит, в кошмарах, где Джонс кричит, где она плачет и задает вопросы, на которые ответов у Джо никогда не будет.

[indent]  [indent] Когда они растут, в Хогвартс поступают, а потом разъезжаются по сторонам, Джорджиа не думает // она не анализирует, что Гестии захочется цепляться не за тех, с кем держаться рядом нужно. Слухи распространяются быстро, и она с ней сталкивается на поле боя задолго до побега: специально атакует, к границе подталкивает, окружает языками пламени и никого близко не подпускает. Аттикус ругает, Аттикус за это высмеивает, но Джорджиа, зная, что после отвечать за подобное придется, разменивается на одни и те же ошибки. Гестия не понимает, что смертный договор себе подписывает — кажется, именно это ее и заботит до того момента, пока Гес не начинается отбиваться // до того момента, пока ее не окружают другие пожиратели смерти, которые после атаки оказываются на земле, а она уже вдалеке.

[indent]  [indent] Слагхорн учится не реагировать, она привыкает не заботится, но то и дело порывается в самую гущу, если замечает знакомый силуэт. За эти пару лет, которые Джо проводит в бегах от прошлого, уже успевает забыть, а тут рана вскрывается, а тут она снова кровоточит сомнениями.
Джорджиа себе под ноги смотрит, пока привычный соленый воздух перестает казаться знакомым. Аромат духов растворяется, он буквально обволакивает берег, который от неспокойных волн не успевает просохнуть. Слагхорн сапогами скользит по гальке, когда голову поднимает и замечает, что неподалеку Джонс стоит.

[indent]  [indent] Джорджиа не изменяет свою внешность в заповеднике: ее тут никто не знает, жители Гебридских островов территорию не покидают. Кем бы Слагхорн ни была на материке, тут она — никто. Разве что Пайпер ложь сразу же раскусывает, правда все еще молчит, словно причину ищет для того, чтобы в подлость сыграть. Джо шаг назад делает и растеряно на Гес смотрит, потому что понятия не имеет, что делать, потому что у нее в голове лишь одна привычка всплывает криками нервными // атакуй, атакуй, атакуй.
Слагхорн палочку достает быстрее, чем Джонс лишний шаг в сторону сделать успевает: — редукто, — галька в воздух подскакивает под лучом, и Джорджиа пользуется этим, разворачиваясь и со всех сил вперед устремляясь.

[indent]  [indent] Волосы по лицу хлестают, потому что она то и дело оборачивается, чтобы от погони отдалиться, да и ветру абсолютно все равно, что на этом самом береге правда вновь соль втирает в раны, что уже начинают щипать и комком в горле отдаваться.
Слагхорн замирает за стволом дерева, соображая быстро и чересчур хаотично: если побежит дальше, то привлечет внимание местных - от вопросов не отделаться, а если Джонс вернется домой, она обязательно кому-то что-то расскажет.

[indent]  [indent] Гойл.

[indent]  [indent] Джорджиа из-за дерева показывается, палочку крепко сжимая в ладони, но уже не держа ее перед собой: — привет, — не так встречают сестру, не так встречают ту, кого позади оставляют и хоронят мысленно. Слагхорн с самого начала присоединяется к тем, кто своим делом считает истребление тех, с кем дружит Джонс // кем она является. [float=right][/float]— Ты обозналась, — последняя попытка сбежать от последующих проблем, но Джо уже себя сдала, она уже вместо того, чтобы жизни Гес лишить, вновь ищет обходные пути. Аттикус именно поэтому доберется до нее рано или поздно, потому что больные места // потому что хрупкие места. Джонс лиловым синяком на запястьях Слагхорн каждый раз остается после очередной попытки ей помочь с поля боя сбежать, а теперь Джонс, кажется, лиловыми синяками на ее шее станет, когда Гойл до правды доберется. Он ведь наверняка за ней должен был следить, понимал, что рано или поздно, но две идиотки друг друга найдут.
[indent]  [indent] — Как ты меня нашла?

за нарциссу я еще не успела, но у меня есть пост от лица другой сестры.

каждый шаг по деревянному полу родового поместья дается мне нелегко, особенно, когда на горизонте появляется андромеда.
прошло уже две недели с нашего вечернего разговора после моего возвращения в отчий дом. две недели невыносимой тишины между нами, твоего молчания. в тот раз ты убежала, потирая болезненное запястье, при этом пронзая меня взглядом негодования и..разочарования? знаешь, только сейчас я понимаю, что ты умеешь по больному бить сильнее, чем всевозможные проклятья, которые вырывались тогда из моей гнутой палочки, разрушая к черту камин и свечи, и стол.
я зла.
на тебя. на себя. на то, что напугала нарциссу той ночью, мать и отца. но ты всему виной, моя дорогая сестра. разве так сложно было сказать хоть что-нибудь? я бы поняла. я бы приняла тебя, если бы ты сказала, что не хочешь стоять в рядах армии лорда, что хочешь простой мирской жизни, просто нужно время обдумать мелочи для свадьбы, что там...платье, место, бантики...
знаешь, не всем разить заклятиями, мир можно строить и иначе, просто рожая чистокровных отпрысков.
у каждого своя роль в возведении нового мира.
я бы ничего не сказала, ведь ты - моя оборотная сторона. тебе должно быть доступно то, чем я поступаюсь ради высшей цели.
но ты ни-чер-та не произнесла своими прелестными губами, зато твои глаза, как и мои, говорили куда более красноречиво.
как и музыка, в ушах с которой я просыпаюсь по утрам в уже ненавистном мне доме, стараясь поскорее раствориться в будничных делах за его пределами.
-андромеда, ты так часто музицируешь в последние дни. это похвально. - подмечает maman за новым обеденным столом, разрезая на тарелке мясо. нож еле касается фарфора, но я ощущаю, слышу этот жуткий скрип. нарцисса обеспокоенно глядит то на меня, готовую взорваться, то на тебя, абсолютно спокойную и даже равнодушную ко всему, что происходит.
даже мой день рождения проходит в атмосфере нагнетаемого конфликта, что никуда не делся, поверь.
приближается день моей встречи с ним. и я полна надежды избавиться от надоедливых, свербящих мыслей и догадок о тебе. я изображаю предвкушение, но, меда, если я не смогу, то ты поплатишься за то, что все испортила!
музыка из комнаты для отдыха уже звучит будто шум, я не различаю ни нот, ни тональностей, аккуратно подводя глаза в своей комнате у столика. он не такой большой, как письменный напротив, но мне хватает места. пальцы бегло ищут среди драгоценностей подарок рудольфуса на двадцатиоднолетие. слишком дорогой, но искусно подобранный. там нет ничего лишнего в виде слишком грузных камней или золота, лишь тончайшая работа ювелира в виде моих инициалов и одного небольшого, но яркого камня, напоминающего звезду, в честь которой меня назвали. я не задумываюсь, что подобные подарки дарят не просто так, видимо из-за того, что голова моя забита медой, да и вообще рудольфус - мой соратник в первую очередь, у меня нет времени на мужчин в иных ипостасях.
поправив платье, поочередно опускаю ступни в мягкие кожаные туфли, завязывая тонкие шнурки одним только взмахом, а затем, накинув мантию, выхожу в коридор, пересекаясь с младшей сестрой. нарцисса торопится к матери, у них сегодня день покупок. она последняя, кто еще соблюдает эту детскую традицию, что, конечно, раздражает друэллу, но она прямо никогда ничего не высказывает, это противоречит этикету. кто она без него?
улыбнувшись, желаю цисси удачи, а сама, потерев циферблат на цепочке, оказываюсь в очередном месте сбора. чей это дом - без понятия, все они похожи один на другой, и пусть их хозяева думают обратное, но они не так уж различны. ничего интересного.

где ты
[indent] / / ЗАХОТЕЛА СПРЯТАТЬСЯ?
С Л Е Д Ы     Т В О И      Н Е      О С Т А Н У Т С Я

[indent]  [indent] Джорджиа на тени смотрит, и себя в них не узнает: она сидит ровно и неподвижно, а тень скачет, вокруг нее круги очерчивает и то и дело ближе склоняется // п о й м а ю _ в е р н у шепотом доносится до усталого сознания. Слагхорн, наверное, надумывает и кошмары себе самостоятельно сочиняет: вот Гойл в углу стоит, вот он на другой стороне улицы и руки в карманах прячет, ожидая, когда она, пристыженная, к нему неловкими шагами пойдет. Джо пытается себе напомнить, что все уже позади, что она уже давно для него мертва, для всех, кто когда-либо о ней помнил, в земле червей кормит. За столько времени ее труп бы разложился, от него не осталось бы ничего, потому что звери в лесу голодные // им бы чем-нибудь питаться и без разницы, падаль в их зубах оказывается или же человеческое мясо. Джо уверена, что она по вкусу от скудной оленихи не отличается — такая же костлявая, такая же пресная.

[indent]  [indent] Когда Темный Лорд призывает на собрание, Слагхорн каждый раз старается с толпой смешаться. Руки держит по швам, а те то и дело хотят за спину спрятаться — что, если рядом с ней стоит Гойл, что, если это он покачивается с ноги на ногу? Джорджиа от мыслей своих убегает // уплывает, выныривая из сомнений, чтобы сконцентрироваться на очередных приказах.

[indent]  [indent] Никогда не хотела становиться аврором // Никогда не стремилась к власти или послушанию, но по иронии судьбы оказывается там, где ослушаться — не привилегия и даже не каприз, а сплошная глупость. Джо не рискует и не подводит тех, кто ее на задания отправляет; она и маски своей не снимает ни до собрания, ни во время, ни после. Анонимность, о которой диктуют правила, ей на руку — никто не знает, что Слагхорн жива, что она следом за несколькими десятками плащей отправляется на очередное задание, то ли очень важное, то ли совсем бессмысленное.

[indent]  [indent] Ветер под маску не пробирается: магия не допускает «если», поэтому Джо уверена, что ее никто не узнает, что к ней никто не подберется. Она может рука об руку с Аттикусом работает, когда сначала один дом сжигает, а потом проверяет остатки пепла — доски, гвозди, несколько украшений, но нет артефактов.
Слагхорн по пепелищу ходит, когда впереди слышит шорох подошвы. На месте замирает, оглядываясь и замечая фигуру, напротив нее стоящую. Палочка уже воздух по инерции разрезает, предупреждая об атаке — Джорджиа не допускает ошибки ; не после того, как сбегает, прошлое свое позади оставляя.

[indent]  [indent] В сумерках рассмотреть Гестию удается без особых на то проблем. Она стоит уверено, пару шагов делает, щит выставляет, а Джо атакует. Губы поджимает, пальцы свободной ладони в кулак сжимает, специально смазывая Аваду, без которой нельзя // без которой есть лишь опасность получить наказание, разоблачающее ее лицо на всеобщее обозрение. Слагхорн минуту вырывает, когда за балкой прячется, и тяжело дышит, нервность пытаясь убрать на задний план.
Джонс для нее заменяет младшую сестру; она ей кажется куда более интересной, чем та же Дейзи, они с ней вместе эту дуру за косы тягают и пугают небылицами, от которых не рассмеяться невозможно, если вдруг та решится жаловаться. Гестия с детством ассоциируется // Гестия — сестра, которую оставлять было тяжелее всего. Джорджиа от ее атаки уворачивается, она по пеплу катится, замечая сбоку несколько пожирателей - они к ней спешат на помощь. Оттого сквозь боль на ноги поднимается, рычит в маску проклятья, которые никто не услышит, потому что голос ее изменен, а шепот разобрать практически невозможно: — диффиндо, — луч с палочки вырывается, — авада кедавра, — мажет специально, но тут же перекрикивает, останавливая двоих: — круцио! — Гестия на колени падает, она от боли корежится, пока пожиратели смерти уже на других орденовцев переключаются.

[indent]  [indent] Джорджиа за ними следит краем глаза, палочку не опуская, но когда те с виду скрываются, то пару шагов в сторону Гестии делает. Кто-то из ее сокомандников же должен рядом быть? Где они все, твою мать? Слагхорн нервно дергается в сторону, когда в нее летит красный луч; с колен не поднимается, с места сразу же аппарирует, зная, что Джонс кто-то подхватит // ее обязательно спасут, в Мунго отведут и не дадут пострадать.

[indent]  [indent] Джорджиа несколько дней после этой операции с отвратительным настроением показывается в главном здании. Разговаривать ни с кем не хочется, а Пайпер все еще в ее поведении ищет подводные камни. Слагхорн плюется на всех, кто на ее пути оказывается, но потом тут же улыбается, вспоминая, что Сара Рэндалл так не умеет // Сара Рэндалл — девочка хорошая. Она напивается в местном баре и плетется по улице до дома своего, который ничем не напоминает тот самый особняк, в котором они с Гестией прятались от вездесущего Дэниела. В доме нет ни чердака, где хранятся волшебные травы матери, нет ни перины, которая тебя поглощает с концами, если все-таки решишься на заколдованный матрац лечь.
В доме она одна // сбежавшая от реальности, прячущаяся на островах в объятиях драконов, которые спалить ее готовы в любое мгновение. Но тем не менее правда находит Слагхорн: она ей во снах приходит, в кошмарах, где Джонс кричит, где она плачет и задает вопросы, на которые ответов у Джо никогда не будет.

[indent]  [indent] Когда они растут, в Хогвартс поступают, а потом разъезжаются по сторонам, Джорджиа не думает // она не анализирует, что Гестии захочется цепляться не за тех, с кем держаться рядом нужно. Слухи распространяются быстро, и она с ней сталкивается на поле боя задолго до побега: специально атакует, к границе подталкивает, окружает языками пламени и никого близко не подпускает. Аттикус ругает, Аттикус за это высмеивает, но Джорджиа, зная, что после отвечать за подобное придется, разменивается на одни и те же ошибки. Гестия не понимает, что смертный договор себе подписывает — кажется, именно это ее и заботит до того момента, пока Гес не начинается отбиваться // до того момента, пока ее не окружают другие пожиратели смерти, которые после атаки оказываются на земле, а она уже вдалеке.

[indent]  [indent] Слагхорн учится не реагировать, она привыкает не заботится, но то и дело порывается в самую гущу, если замечает знакомый силуэт. За эти пару лет, которые Джо проводит в бегах от прошлого, уже успевает забыть, а тут рана вскрывается, а тут она снова кровоточит сомнениями.
Джорджиа себе под ноги смотрит, пока привычный соленый воздух перестает казаться знакомым. Аромат духов растворяется, он буквально обволакивает берег, который от неспокойных волн не успевает просохнуть. Слагхорн сапогами скользит по гальке, когда голову поднимает и замечает, что неподалеку Джонс стоит.

[indent]  [indent] Джорджиа не изменяет свою внешность в заповеднике: ее тут никто не знает, жители Гебридских островов территорию не покидают. Кем бы Слагхорн ни была на материке, тут она — никто. Разве что Пайпер ложь сразу же раскусывает, правда все еще молчит, словно причину ищет для того, чтобы в подлость сыграть. Джо шаг назад делает и растеряно на Гес смотрит, потому что понятия не имеет, что делать, потому что у нее в голове лишь одна привычка всплывает криками нервными // атакуй, атакуй, атакуй.
Слагхорн палочку достает быстрее, чем Джонс лишний шаг в сторону сделать успевает: — редукто, — галька в воздух подскакивает под лучом, и Джорджиа пользуется этим, разворачиваясь и со всех сил вперед устремляясь.

[indent]  [indent] Волосы по лицу хлестают, потому что она то и дело оборачивается, чтобы от погони отдалиться, да и ветру абсолютно все равно, что на этом самом береге правда вновь соль втирает в раны, что уже начинают щипать и комком в горле отдаваться.
Слагхорн замирает за стволом дерева, соображая быстро и чересчур хаотично: если побежит дальше, то привлечет внимание местных - от вопросов не отделаться, а если Джонс вернется домой, она обязательно кому-то что-то расскажет.

[indent]  [indent] Гойл.

[indent]  [indent] Джорджиа из-за дерева показывается, палочку крепко сжимая в ладони, но уже не держа ее перед собой: — привет, — не так встречают сестру, не так встречают ту, кого позади оставляют и хоронят мысленно. Слагхорн с самого начала присоединяется к тем, кто своим делом считает истребление тех, с кем дружит Джонс // кем она является. [float=right][/float]— Ты обозналась, — последняя попытка сбежать от последующих проблем, но Джо уже себя сдала, она уже вместо того, чтобы жизни Гес лишить, вновь ищет обходные пути. Аттикус именно поэтому доберется до нее рано или поздно, потому что больные места // потому что хрупкие места. Джонс лиловым синяком на запястьях Слагхорн каждый раз остается после очередной попытки ей помочь с поля боя сбежать, а теперь Джонс, кажется, лиловыми синяками на ее шее станет, когда Гойл до правды доберется. Он ведь наверняка за ней должен был следить, понимал, что рано или поздно, но две идиотки друг друга найдут.
[indent]  [indent] — Как ты меня нашла?

• • • • • • • • • • • •

[indent]  [indent] несколько минут назад на деревянном полу в той же самой позе сидел брейдон, слова жующий и обещающий, что рассказал примерно «ничего». теперь перед джошуа на коленях стоит питер, который пытается то ли подыграть своему другу, то ли обыграть его, и урхарт не уверен, что хочет выяснять, чем именно петтигрю решил его терпение надломить. его и так не осталось особо: каждый вдох сопровождается сопением, потому что лёгкие яростью наполняются, ведь секунда за секундой время отбирает у его стаи шансы выжить.

[indent]  [indent] они, когда ищут место, где осесть, то теряют многих; они буквально живут в лесу, прячась от зверей в человеческом обличье и от людей в — животном. джошуа помнит те дни, когда приходилось выходить в пригород уэльса, иногда шотландии, и с тенями соприкасаться, чтобы добыть еды и медикаменты. их не принимали и едва ли примут сейчас, если всю ораву приведут в известный всем визенгамот.
урхарт ладонью в перчатке крутит, он её разминает, потому что проклятые жилы начинают болеть, когда спадает первый выброс адреналина. взгляд становится хищным, внимательным и жадным до деталей, оттого джош замечает, как питер перед ним пытается оправдаться. он не тянется за артефактом, что лишь доказывает, что пацан умён, но тем не менее отыгрывает роль на все сто двадцать процентов.
шаг в сторону, шаг — в другую, и он уже говорит, будто бы не понимает, о каких трёх людях идёт разговор. джошуа с радостью бы разложил ему, что трое — это роберт, морриган и он сам, да только одного слагаемого уже не хватает, и его место занимает эверетт, у которого свои мысли и свои цели.

[indent]  [indent] урхарт бы с радостью ( и правда ) присел напротив, за жизнь ему пояснил, за правила рассказал — сделал бы так же, как со всеми своими ребятами делает, когда они, нашкодившие, к нему в кабинет приходят. псы, как и волки, как и дети, которые ему доверяются, всегда ошибки допускают. они, бывает, на одни те же следы своих предшественников наступают, и джошуа терпению учится вместе с ними, повторяя и разъясняя границы, которые заступать нельзя.
он становится то ли старшим братом, то ли старшим товарищем, который может и бутылку пива предложить, и за последствия спросить.

[indent]  [indent] джошу не составит труда для начала питера лишить жизни, а потом его бездыханного принести в зал для обсуждения следующих действий. если от одной крысы избавятся, то остальные оценят опасность и снова по своим норкам спрячутся. правда это не кажется разумным решением сейчас, когда вокруг слишком много возможностей для того, чтобы пробраться в самое сердце триумвирата. урхарт должен помнит, что помимо того, что они с сэйр и маклафлином создавали, есть ещё опасность внешняя; есть ещё фенрир, у которого зубы наточены на то, чтобы его сгнившим телом поужинать. джошуа умрёт не сегодня, так завтра. смерть к нему уже достаточно близко подходит, чтобы начать переживать, чтобы начать нервно избивать пацана у входа в таверну и наслаждаться его квакающим кашлем, когда нужно отойти и самому отдышаться.

[float=right][/float] [indent]  [indent] ботинок урхарта его липкой кровью покрывается, и он им по земле отбивает, чтобы стряхнуть капли, которые ненужное внимание к нему привлечь можно. да только, какая разница, кто увидит и кто спросит? у джошуа отличное объяснение есть — не твоего ума дела.
то же самое он ответил бы и питеру, да только напротив присаживается, снова взглядами приравниваясь.
— я знаю, откуда ты, петтигрю, — пальцем тычет ему в неприкрытый ни чёлкой, ни головным убором лоб. одна пуля, и энди бы уже избавила их от проблем, да только сначала нужно обсудить, сначала нужно показать всем, кто на подобное собирается решиться, что разговор будет очень коротким. — я знаю, откуда ты и что здесь делаешь. я знаю о тебе всё, сын чистокровной волшебницы и грязнокровки, друг предателя крови и бывший сотрудник кампании дженкинс, — урхарт не интересует материковыми делами, он интересуется тем, что происходит под его носом.

[indent]  [indent] тот, кто переступает порог замка, а ещё и решает остаться, становится его целью и причиной долгих рабочих вечеров. джошуа не на словах обещает всем безопасность, джошуа её выбивает всем тем, кто за ней сюда приходит.
он дело питера складывает рядом с остальными, потому что псы приносят ничтожную часть информацию, они буквально только биографию и года выпуска ему предоставляют, потому что на парня больше ничего и нет. работа в министерском штабе прервалась, когда его сослали с нагретой позиции в июне, но больше ничем другим петтигрю не занимался. на что были потрачены дни и ночи, на кого они были потрачены?

[indent]  [indent] в военном мире, в мире, где каждый второй — и даже твой самый близкий друг — может оказаться предателем, уповать на бессонные ночи в игорных домах не приходится.
— и я знаю, по чьей указке ты здесь, — бьёт в неизвестное, но по ту сторону или пожиратели смерти, или орден феникса. и джошуа не знает, что лучше — первые или другие, потому что им нельзя показываться на ирландской территории, не после того, что они устроили здесь пять лет назад.
— думаешь, кровавая луна — это всё сказки? только брейдон превратится, я смогу прочитать все его мысли, увидеть всё, что он делал, и принести доказательства кому нужно. хочешь, чтобы я подождал и стал ещё злее или и сам расскажешь, что ты и кому сказал? — он ладонью по его щеке хлопает, наверняка вызывая дискомфорт в сломанном носу. избивать сильно — плохая идея, питер ещё должен иметь возможность говорить, поэтому джошуа поднимается, колени свои отряхивая.

[indent]  [indent] — когда ты ходил под стол, я уже обращал друзей твоих родителей, петтигрю. не испытывай моё терпение, — урхарт палку подхватывает с дороги. хорошо, что биту оставил дома — как правильно, что подумал о том, что остановиться не сможет. ярость его изнутри поедать уже начинает, а проклятая рука отдаёт болью в позвоночник. он замахивается палкой в воздухе, прицеливаясь и дожидаясь, когда петтигрю начнёт сам говорить.
— хорошо, — плечами пожимает, проходясь с размаху по щеке другим концом палки, — отвечай «да» или «нет». на каждое твоё «нет», я буду ломать тебе по пальцу, — обещает, упираясь суком в землю: — рассказал ли ты кому бы то ни было — джошуа помнит о чёртовых клятвах орденовцев, он не просто так держится столько лет во главе стаи, — об убийстве джорджины? "да" или "нет", петтигрю, - напоминает, палку удобнее перехватывая.

• • • • • • • • • • • •

[indent]  [indent] несколько минут назад на деревянном полу в той же самой позе сидел брейдон, слова жующий и обещающий, что рассказал примерно «ничего». теперь перед джошуа на коленях стоит питер, который пытается то ли подыграть своему другу, то ли обыграть его, и урхарт не уверен, что хочет выяснять, чем именно петтигрю решил его терпение надломить. его и так не осталось особо: каждый вдох сопровождается сопением, потому что лёгкие яростью наполняются, ведь секунда за секундой время отбирает у его стаи шансы выжить.

[indent]  [indent] они, когда ищут место, где осесть, то теряют многих; они буквально живут в лесу, прячась от зверей в человеческом обличье и от людей в — животном. джошуа помнит те дни, когда приходилось выходить в пригород уэльса, иногда шотландии, и с тенями соприкасаться, чтобы добыть еды и медикаменты. их не принимали и едва ли примут сейчас, если всю ораву приведут в известный всем визенгамот.
урхарт ладонью в перчатке крутит, он её разминает, потому что проклятые жилы начинают болеть, когда спадает первый выброс адреналина. взгляд становится хищным, внимательным и жадным до деталей, оттого джош замечает, как питер перед ним пытается оправдаться. он не тянется за артефактом, что лишь доказывает, что пацан умён, но тем не менее отыгрывает роль на все сто двадцать процентов.
шаг в сторону, шаг — в другую, и он уже говорит, будто бы не понимает, о каких трёх людях идёт разговор. джошуа с радостью бы разложил ему, что трое — это роберт, морриган и он сам, да только одного слагаемого уже не хватает, и его место занимает эверетт, у которого свои мысли и свои цели.

[indent]  [indent] урхарт бы с радостью ( и правда ) присел напротив, за жизнь ему пояснил, за правила рассказал — сделал бы так же, как со всеми своими ребятами делает, когда они, нашкодившие, к нему в кабинет приходят. псы, как и волки, как и дети, которые ему доверяются, всегда ошибки допускают. они, бывает, на одни те же следы своих предшественников наступают, и джошуа терпению учится вместе с ними, повторяя и разъясняя границы, которые заступать нельзя.
он становится то ли старшим братом, то ли старшим товарищем, который может и бутылку пива предложить, и за последствия спросить.

[indent]  [indent] джошу не составит труда для начала питера лишить жизни, а потом его бездыханного принести в зал для обсуждения следующих действий. если от одной крысы избавятся, то остальные оценят опасность и снова по своим норкам спрячутся. правда это не кажется разумным решением сейчас, когда вокруг слишком много возможностей для того, чтобы пробраться в самое сердце триумвирата. урхарт должен помнит, что помимо того, что они с сэйр и маклафлином создавали, есть ещё опасность внешняя; есть ещё фенрир, у которого зубы наточены на то, чтобы его сгнившим телом поужинать. джошуа умрёт не сегодня, так завтра. смерть к нему уже достаточно близко подходит, чтобы начать переживать, чтобы начать нервно избивать пацана у входа в таверну и наслаждаться его квакающим кашлем, когда нужно отойти и самому отдышаться.

[float=right][/float] [indent]  [indent] ботинок урхарта его липкой кровью покрывается, и он им по земле отбивает, чтобы стряхнуть капли, которые ненужное внимание к нему привлечь можно. да только, какая разница, кто увидит и кто спросит? у джошуа отличное объяснение есть — не твоего ума дела.
то же самое он ответил бы и питеру, да только напротив присаживается, снова взглядами приравниваясь.
— я знаю, откуда ты, петтигрю, — пальцем тычет ему в неприкрытый ни чёлкой, ни головным убором лоб. одна пуля, и энди бы уже избавила их от проблем, да только сначала нужно обсудить, сначала нужно показать всем, кто на подобное собирается решиться, что разговор будет очень коротким. — я знаю, откуда ты и что здесь делаешь. я знаю о тебе всё, сын чистокровной волшебницы и грязнокровки, друг предателя крови и бывший сотрудник кампании дженкинс, — урхарт не интересует материковыми делами, он интересуется тем, что происходит под его носом.

[indent]  [indent] тот, кто переступает порог замка, а ещё и решает остаться, становится его целью и причиной долгих рабочих вечеров. джошуа не на словах обещает всем безопасность, джошуа её выбивает всем тем, кто за ней сюда приходит.
он дело питера складывает рядом с остальными, потому что псы приносят ничтожную часть информацию, они буквально только биографию и года выпуска ему предоставляют, потому что на парня больше ничего и нет. работа в министерском штабе прервалась, когда его сослали с нагретой позиции в июне, но больше ничем другим петтигрю не занимался. на что были потрачены дни и ночи, на кого они были потрачены?

[indent]  [indent] в военном мире, в мире, где каждый второй — и даже твой самый близкий друг — может оказаться предателем, уповать на бессонные ночи в игорных домах не приходится.
— и я знаю, по чьей указке ты здесь, — бьёт в неизвестное, но по ту сторону или пожиратели смерти, или орден феникса. и джошуа не знает, что лучше — первые или другие, потому что им нельзя показываться на ирландской территории, не после того, что они устроили здесь пять лет назад.
— думаешь, кровавая луна — это всё сказки? только брейдон превратится, я смогу прочитать все его мысли, увидеть всё, что он делал, и принести доказательства кому нужно. хочешь, чтобы я подождал и стал ещё злее или и сам расскажешь, что ты и кому сказал? — он ладонью по его щеке хлопает, наверняка вызывая дискомфорт в сломанном носу. избивать сильно — плохая идея, питер ещё должен иметь возможность говорить, поэтому джошуа поднимается, колени свои отряхивая.

[indent]  [indent] — когда ты ходил под стол, я уже обращал друзей твоих родителей, петтигрю. не испытывай моё терпение, — урхарт палку подхватывает с дороги. хорошо, что биту оставил дома — как правильно, что подумал о том, что остановиться не сможет. ярость его изнутри поедать уже начинает, а проклятая рука отдаёт болью в позвоночник. он замахивается палкой в воздухе, прицеливаясь и дожидаясь, когда петтигрю начнёт сам говорить.
— хорошо, — плечами пожимает, проходясь с размаху по щеке другим концом палки, — отвечай «да» или «нет». на каждое твоё «нет», я буду ломать тебе по пальцу, — обещает, упираясь суком в землю: — рассказал ли ты кому бы то ни было — джошуа помнит о чёртовых клятвах орденовцев, он не просто так держится столько лет во главе стаи, — об убийстве джорджины? "да" или "нет", петтигрю, - напоминает, палку удобнее перехватывая.