Замысел был хорош. Чтобы никто не остался в стороне, редакция решила устроить праздник вообще всем сотрудникам. Тем более, что на дворе полный февраль, с дождем и ветром. Проблема заключалась в том, что лучшим способом отметить любой праздник (кроме Рождества, которое отмечалось  масштабнее) редакция "Ежедневного Пророка" считала пончики. Пончики, которые она заказывала оптом из ближайшей пекарни, в количестве на всех сотрудников. Нет, не так, сами по себе пончики не были проблемой, даже намазанные розовой глазурью. Проблемой было то, что из-за темпа работы, которую в этот день никто не отменял, Кейвон не успела выскочить на обед, и потому к вечеру ее уже стало воротить от вида как розовой глазури, так и шоколада, ведь его тоже подсовывали со всех сторон — это делали тайные поклонники, явные поклонники, а так же те из коллег, которым шоколад достался в свою очередь от их собственных поклонников.

Было ощущение, что люди отмечают не любовь и романтику, а кариес. Правда, выйдя вечером из редакции на улицу, во весь оговоренный выше февраль, Кейвон осуждающе посмотрела на небо и мысль о какао уже не показалась ей такой чудовищной, как три минуты назад, когда она прощалась с коллегой, предлагавшей глоточек и даже зефирку из своей кружки.

Кейвон подняла воротник мантии, натянула остроконечную шляпку пониже на глаза, и героически прошлась пешком до самой Грей Лейн. Погодный кошмар снаружи несколько компенсировал чрезмерную сладость внутри, создавая иллюзию, что весь этот сахар послужит согреванию. Проходя мимо бара "Ирландия", окна которого светились особенно уютным светом на фоне других освещенных домов, Кейвон вспомнила, что бывают еще другие согревающие напитки, и при том, совершенно не сладкие. Более того, в баре найдется еда, упоительно готовая и начисто лишенная розовой глазури. Даже не задумавшись, она свернула к двери.

Внутри уже было тепло и людно. Кейвон заканчивала работу позже среднестатистического волшебника, да и погода гнала людей не только пропустить пинту, но и задержаться, сплотиться перед лицом того, что грозило перерасти в настоящий шторм. Юркнув к стойке, Кейвон заняла свое любимое место. То есть, одно из любимых. Когда она приходила одна, то садилась, как сейчас — на самом конце стойки, спиной к камину, места перед которым давно были заняты, но тепло от огня все равно до нее дотягивалось. Когда приходили вдвоем с Шерласом, и правильно выбирали время, то они и становились теми, кто занимал место у камина. А когда компанией побольше — то выбирали просторный стол у окна.

Отредактировано Кейвон Ни Хейли (2021-04-10 18:30:27)

С одной стороны, могло показаться, что Кейвон так часто бывает в баре, что здесь ей даже не нужно заказывать "как обычно", во всяком случае, не в слух, и кто-то мог бы счесть это предосудительным — так часто посещать питейное заведение. Но мало того, что Кейвон было наплевать на этих "кого-то", кто мог бы так подумать, так еще и дело было не в частоте ее визитов, а в безупречном внимании хозяина того самого заведения. Он, казалось, с первого раза запоминал не только имена и предпочтения, но идеально угадывал, как и в этот раз, что клиенту больше всего требуется. Даже если сам клиент об этом еще не подозревал.

Кейвон сейчас даже не вспомнила бы, видела ли она в этом заведении меню, или с первого посещения полностью доверилась Шейну и он с тех пор неизменно попадал в точку. Как воспитанная барышня, она тоже не спешила болтать с полным ртом, потому с женственной жадностью накинулась и на салат, и на стейк, а потом, покончив с обоими, красиво сложив приборы, налила себе из кувшина, в котором понятия не имела, что дымилось, но и в этом полностью доверяла Шейну.

Кажется, это было вино со специями, оно горячило, согревало и даже отчасти заменяло десерт, то есть было во много раз лучше десерта. Вместе с теплом от камина, все это разморило Кейвон, она потянулась, сделалась совсем доброй, вытащила заколку из волос, которая удерживала их в профессиональном узелке. Попивая из своего стакана, она оглядывалась вокруг, но даже больше вострила ушки, потому что журналист даже после работы журналист, и вот так в толпе можно выудить интересные слухи или темы для статей. Возле камина обсуждали квиддичный матч, в углу неподалеку спорили о какой-то модной книге, шесть пинт Гиннесса резались в карты, а в трех барных стульях от Кейвон волшебник сидел почти без движения и последние десять минут хмуро смотрел в нетронутый стакан виски, как будто хотел в нем утопиться, и даже не в переносном смысле.

— Что это с ним?.. — поинтересовалась Кейвон у Шейна, когда от нее улетели пустые тарелки, и настало время настоящего десерта, то есть разговора, и кивнула в сторону хмурого бедолаги.
Ей нравилось обсуждать с Шейном его клиентуру — они не сплетничали, потому что Кейвон не выведывала имен этих людей и не распространяла информацию дальше. В барах так или иначе складываются целые истории, даже если главные герои этих историй имеют кодовые названия, например: "Помнишь шотландца, который всегда заказывает суп без крутонов и пишет длиннющие письма?.. Он сегодня приходил с дамой и сделал ей предложение." Жутко интересно было послушать.

Кейвон не требовала слишком часто. Н а самом деле, она вообще не требовала, а вежливо заказывала, не только у Шейна, а у любого другого рабочего класса, которые профессионалы своего дела, а не прислуга. Ну а у Шейна, как уже упоминалось, требовать вообще не было нужно, он был профессиональнее всех, идеально бдил свой зал и угадывал чужие желания. Во всяком случае, с желаниями Кейвон еще ни разу не промахнулся. А она, как человек любознательный, очень любила наблюдать за тем, как и что он делает, потому что мастером своего ремесла наблюдать не менее, а даже более приятно, чем за водой, огнем, и спящим котиком. Затем и садилась за стойку, вместо уютных кресел, чтобы беззастенчиво и совершенно законно совать свой нос в барменские тайны.

Чтобы не отвлекать Шейна, Кейвон сама потянулась через стойку за соломинкой, которую затем опустила в свой керамический стакан.
– Я нонконформист, – усмехнулась она, оперлась локтями на стойку, переплела пальцы и на них положила подбородок, а затем задумчиво склонила голову, – И разве я одна?..
Она выразительно и в то же время нарочито невинно посмотрела на Шейна, и наклонилась к соломинке.

На нее обязательно находил стих поговорить, особенно в "Ирландии", где она ощущала себя практически дома.

– А если честно – ну неправильно все отмечают этот праздник. О любви надо сказать, когда она есть, и не только один день в году, и ею надо заниматься, и да, было бы здорово, если бы государство даже выделило для этих целей отдельный выходной – для тех, кто не успевает в другие дни, но вот эти все плюшевые мишки и шоколадки ни на что не влияют. Я утомилась от всей этой розовой мишуры сегодня, и еще не хочу домой, потому я здесь, в единственном в Лондоне заведении, где любовь понимают правильно.
У Кейвон на любой счет была своя, твердая точка зрения, и Шейн сам спросил.
Запивая свою речь, она поинтересовалась:
– Как ты думаешь?..

Отредактировано Кейвон Ни Хейли (2021-04-18 19:25:50)

Остроумный ответ на замечание Шейна напрашивался сам собой, и Кейвон пришлось сначала прикусить язык, а потом снова поймать губами соломинку, чтобы сдержаться, и выразить все только взглядом. Чем дольше она общалась с Шейном – с тех самых пор, как он открыл этот паб и Кейвон не смогла не заглянуть под такую выразительную вывеску – тем меньше им вообще требовалось выражать вслух. Это при всей любви Кейвон поболтать и выразить свою точку зрения. Шейн угадывал не только ее заказ до того, как она успевала его высказать или даже придумать.

Кейвон проследила, куда летят бокалы с теплым вином, и, подперев голову рукой, тоже некоторое время задумчиво поглазела на парочку. Не нужно было даже делать вид, что она занимается своим любимым хобби, people watching, потому что парочка не замечала никого вокруг. В нише было достаточно места, но мальчик и девочка сгрудились почти голова к голове, нарочно-случайно соприкасались руками, наперебой помогая друг другу снять теплые шарфы, а потом взять меню, а потом бокалы – один так чуть не расплескали, но все же не расплескали.

Взглянув на Шейна, Кейвон серьезно подумала над его вопросом.
– Я скучаю по тому, какие сильные тогда бывали чувства. Когда ты уже взрослый, и впервые втрескался всерьез. Не бегаешь после урока зельеварения целоваться в кладовку с ингредиентами, и не идешь на танцы с кем-нибудь приемлемым из будущих докторов Тринити колледжа. А когда ты вот взрослый, все можешь сам решать, отдаешь половину зарплаты за комнатушку с маленьким окном, тесную, но совсем свою, и перед тобой лежит весь мир, который конечно возможно изменить, и вся жизнь впереди, и держишь за руку того, с кем всерьез думаешь, что мог бы провести всю эту жизнь, разделить эту свободу и это бесконечное время.

Выражалась она всегда обстоятельно, и часто увлекалась. Но сама же сбила свой пафос и усмехнулась:
– Наверное, мне пора всерьез втрескаться. Хотя, все же в своем случае вместо мишек и шоколадок гораздо лучше работает... – Кейвон долила себе остатки из керамического кувшина, – Вот это, что бы это ни было. Очень вкусно.

Когда он так говорил, и таким голосом, и на такие серьезные темы, можно можно было подумать, что во всем пабе больше никого нет. То есть, конечно, это только так казалось – Кейвон слышала голоса других посетителей, перестук приборов и позвякивание пинт при слове sláinte, и Шейн тоже все это слышал и бдил профессионально, но... Их разговор часто перескакивал с серьезных тем на несерьезные и обратно, интонации менялись незаметно, они могли прерваться, пару недель не видеться и начать с того же места при следующей встрече, и все это было одной из причин, почему это заведение и это место в углу стойки стали у Кейвон любимыми.

Кейвон обдумала слова Шейна и повела плечами.
– Работа это знакомства, но втрескиваешься же не в количество, а в качество. То есть, в кого-нибудь того самого. С возрастом, как ты говоришь, это все и так сложнее, и я должна сказать – когда есть возможность сразу расспросить человека о его мнениях на тему актуальных событий и прочих взглядах – вот это порой очень даже мешает. Развеивает иллюзии. Но мне кажется, что так лучше, чем обнаружить все то же самое несколько лет спустя, связавшись обязательствами.

Она еще помолчала, допивая вкусное содержимое керамического стакана. Заметив, что Шейн это заметил, Кейвон посмотрела на часики, и приняла решение:
– Можно мне теперь кофе с Бэйлисом, пожалуйста? – она потянулась, пересела поудобнее и улыбнулась: – Кстати, я могла бы то же самое спросить у тебя. Что тебе мешает? У тебя тоже, мне кажется, работа скорее располагает, чем мешает.

Кейвон, по ее собственным представлениям, состояла из кофе на 98%, как медуза из воды, потому что иногда материал нужно было дописывать, переписывать, вычитывать ужа практически у печатного станка, вслух зачитывая готовые абзацы для наборщиков. Иногда происшествия случались очень рано, а преступники вообще предпочитали работать ночью, а Кейвон непременно обо всем умудрялась прослышать и оказаться на месте событий первой. Как ей это удавалось – загадка. То есть, одной причиной был кофе, а вот остальные части этой головоломки – загадка. Но она не стала укорять Шейна в заботе, ведь он как всегда лучше знал. Если бы Шейн Мактавиш избрал своим призванием не бар, а, например, приворотные зелья, ну или яды, то был бы очень опасен.

– Ученая степень где-нибудь да пригождается, – Кейвон пожала плечами, – А если не степень, то опыт, его тоже не пропьешь. И какой шанс поучиться на чужих ошибках.

Она тоже проводила парочку взглядом, и улыбнулась себе под нос. Нет, хороший праздник. Может, мишки и шоколадки – это и ненужная коммерциализация, но праздновать тот факт, как люди способны любить, все ж таки следовало.

– Ну а разве тебе не хотелось бы... – сделав глоток поданного Шейном напитка, Кейвон помолчала, распробовала, осталась довольна, и снова подперла голову рукой, – То есть, разве тебя не тянет применить где-нибудь свою ученую степень, в том смысле что не только понаблюдать и создать атмосферу, но и поучаствовать? Разве не всем нам хочется потусить по душам с кем-нибудь приятным, пока смерть не разлучит нас?

Спрашивала она с долей риторики в голосе, но взгляд Кейвон оставался бессменно внимательным и даже цепким – и когда она оглядывалась на зал, и когда снова принималась наблюдать за работой Шейна – это расслабляло не меньше, чем смотреть на огонь или воду.

– Я журналистка, – невозмутимо, с толикой вызова отозвалась Кейвон, повела плечами и чуть прищурилась – так щурились они все, четверо сиблингов.
У каждого получалась по разному, но выразительно.

– Больше того, я остаюсь журналисткой даже когда не пишу статьи. У меня непременно есть интерес до всего загадочного, неизведанного и... Необъяснимого. Ты же знаешь... Где не ступала нога Кейвон Ни Хейли, не сунут был ее нос, она обязательно ступит и сунет.

Это было правдой. Она влезала хотя бы из чистого упрямства. Была из тех журналистов, которые не покупаются, не пишут на "отвяжись", а действительно делают свою дело, действительно следуют этому дурацкому клише о народе, который должен знать правду. Вероятно, было нечто циничное в том, что ирландца не отступала и твердо была намерена явить английским читателям все самое достоверное и зачастую нелицеприятное об их родине и правительстве.

Впрочем, в случае с Шейном этот предлог и в самом деле был наполовину шутливым, то есть, скорее означал не то самое, что означает обычно.
Лицо Кейвон приняло заговорщическое выражение, когда она наклонилась над стойкой поближе к Шейну:
– А я думаю, что ты и так горишь на работе, и очень, очень давно не брал выходной. Я видела табличку на входе, ты открыт семь дней в неделю, и ты работал даже на Рождество, я помню. Так вот, я устрою тебе выходной, и не отвертишься. Останешься на час один, в сопровождении моего суфле.
Повар у Шейна и в самом деле был замечательный. Отлично готовил завтрак и тем самым замыкал бизнес в прибыльный круг: те, кто вечером переборщил с чудесным пивом Шейна, по утрам заваливались снова-таки в "Ирландию" на кофе и ирландский завтрак с фасолью и пудингом. И "Ирландия" была открыта, что означало, что ее хозяин не должен был успевать спать между вечерней сменой, уборкой, и утренней. Кейвон знала этот режим жизни не смогла бы лицемерно его осудить, но Шейну еще только предстояло узнать, насколько тактика ее заботы не уступает в упрямстве тактике ее журналистских расследований.