Они отлично потрудились. «Серебряный шар» сверкал огнями, огромные двустворчатые двери были приветливо распахнуты. Два дормена, затянутые в черные с серебром ливреи, встречали гостей, услужливо предлагая им пройти по красной дорожке, внутрь, туда, где брызгали светом хрустальные люстры на две сотни свечей, обдавали прохладой ледяные статуи, а живые орхидеи, казалось, просто парили в воздухе. Возле отеля, любезно предоставившего леди Блэк свой большой зал под ее нужды, в воздухе плавали буквы, искрясь и переливась живым серебряным огнем.
"Благотворительный прием", – пели они милейшими детскими голосами. – "Благотворительный прием по сбору средств для постройки детского крыла больницы имени святого Мунго. Да будет сердце ваше открыто милосердию"…

Вальбурга Блэк, стоящая в дверях огромной залы, встречающая гостей вместе со своим супругом, считал, что многие сердца сегодня будут открыты милосердию – может быть, не ради самого милосердия, но потому, что быть милосердным и щедрым считается приличным в определенных кругах. В тех кругах, где слово Вальбурги Блэк было не пустым звуком.
- Все чудесно получилось, и ты чудесно выглядишь, дорогая, - счел возможным сделать ей дежурный комплимент супруг.
Но, дежурный или нет, а он был справедлив и уместен, и Вальбурга ответила на него легким кивком головы. Вспыхнули льдистыми огнями голубые топазы в фамильных драгоценностях, украшающих прическу, руки и шею леди Блэк. Серебристо-серое платье так же было уместно – сдержано и элегантно. Уместность – это то, что Вальбурга ценила больше всего. Уместность – это то, чего не купишь за деньги, это то, что отличает истинного аристократа от нувориша. Впрочем, сегодня тут будут рады всем, а когда новое детское крыло, в котором давно нуждается больница, будет построена, в холле его будет помещен мраморная табличка с именами. И имена дам-благотворительниц, устроительниц этого приема, Блэк и Булстрод будут числится первыми.

- Добро пожаловать, - любезно улыбнулась Вальбурга первым гостям, любезно, но холодно, давая понять, что быть в числе пригашенных – большая честь…
- Мы вам очень рады, - в точности копируя ее интонации, вторил ей супруг.

Конечно, как и на любом другом приеме, туту будут те, кого Вальбурга желала видеть, те, кого она видеть не желала и те, с кем встретиться ей было крайне необходимо. Причем, не привлекая внимания. Но затеряться в толпе, на приеме, легче легкого, а для нее был приготовлен небольшой кабинет с закусками и шампанским, как раз для таких вот переговоров. Black Buildings строили этот отель, и уже кто-то, а леди Блэк знала, на что тут можно рассчитывать…
- Если первым увидишь мистера Уоткинса, дай мне знать, Орион.
- Разумеется, дорогая, - сдержанно кивнул лорд Блэк, воплощение достоинства.
Что ж, Вальбурга и по сей день была уверена, что в определенном смысл ей очень повезло с мужем.

Отредактировано Вальбурга Блэк (2021-06-13 16:29:14)

- Вайлет, Артур!
Какой-то не в меру резвый остроумец как-то сказал, что от улыбки леди Блэк пикси на лету замерзают, но для Вайлет Булстрод в улыбке леди Блэк нашлось – кто бы мог подумать – и тепло, и одобрение. Леди Блэк была старомодна в своих взглядах, и, не стесняясь, признавала это. В Вайлет было все, чего можно пожелать от чистокровной ведьмы. Она была красива, умна, прекрасно держалась в седле, когда «Дикая охота» выезжала в поля за лисами. Муж леди Булстрод бегал вокруг жены на коротком поводке, и ни одно скандальное происшествие не легло тенью на этот безупречный образ.
- Вайлет, наслаждайся триумфом. Пока что все идет идеально – благодаря тебе. И нет, я еще не видела Томаса... Лукреция, Игнатиус, чудесно, что вы нашли время...
Лукреция Пруэтт, урожденная Блэк, родная сестра Ориона, холодно кивнула, чуть коснувшись щеки Вальбурги своей щекой.
- Вальбурга... Вайлет... Эти поющие буквы у входа немного чересчур, вы не находите?
Вльбурга ответила родственнице ледяной улыбкой.
- Надеюсь, вы хорошо проведете время... в тот день, когда Лукреция будет чем-то довольна, земля перевернется, - шепнула она Вайлет, собственнически подхватив ее под локоть и поставив рядом с собой.
Орион неодобрительно кашлянул, давая понять, что не одобряет обсуждения своей родной сестры, и Вальбурга тут же воинственно вскинула подбородок.
- Так и есть, Орион, и ты это знаешь. Лукреции не мешало бы иногда делать вид, что она интересуется чем-то кроме своей персоны.
Орион предпочел промолчать.

Что ж, Вальбурга знала о чем говорила, с кузиной Лукрецией они одногодки, в один год поступили в Хогвартс, учились на Слизерине и даже делили одну спальню. Но, какой бы самовлюбленной сукой Лукреция ни была, она урожденная Блэк – приходилось терпеть. Родню не выбирают.
Кроме того, Лукреции можно было и посочувствовать – если бы Вальбурга захотела ей посочувствовать. Ее брак с Игнатиусом Пруэттом был бесплодным. Скорее всего по той же причине, что брак Вальбурги и Ориона. Но они не остановились перед крайними мерами, пошли на такие жертвы... Даже их тесные знакомства в Визенгамоте не помогли бы им избежать суда. Но семья стоит любых жертв, считала Вальбурга, а Род должен получить наследников любой ценой.
Лукреция, возможно, думала так же – но Игнатиус струсил. Но что с него взять, он Пруэтт а не Блэк...

Гости прибывали, здоровались, разбредались по залу, пробуя шампанское и закуски. Первым должен будет выступить Главный целитель, произнести несколько слов, которые Вальбурга соизволила лично ему написать, поблагодарить всех собравшихся и убраться с глаз подальше до конца вечера. Потом будет благотворительный аукцион, на который Вальбурга передала пару ценных картин из семейной коллекции – она все равно никогда не понимала французскую живопись. Слишком много жеманства и голых тел. Потом, разумеется, танцы. Она бы предпочла обойтись без этого, но Вайлет убедила ее, что это необходимо – должны же люди получить возможность развлечься. За свои-то деньги. Но гвоздем вечера, конечно, должно было стать выступление Селестины Уорлок.

Отредактировано Вальбурга Блэк (2021-06-15 07:41:54)

Вайлет проводила Лукрецию пассивно-агрессивным взглядом, едва удерживая на лице вежливое выражение. Отчасти дело было в том, что та действительно отличалась ворчливым нравом, но больше женщину задело замечание о буквах, ведь они были именно ее идеей. Булстрод, которая все в жизни получала легко и непринужденно, никак не могла понять, почему некоторым людям не приходит в голову, что наслаждаться жизнью можно ежеминутно. Привыкшая из всего извлекать пользу для себя и своей семьи, умея окружать себя комфортом, она категорически отказывалась понимать, как можно иметь плохое настроение, особенно не имея для этого достаточно веских причин.

Артур кашлянул, пытаясь привлечь внимание своей супруги, но Вайлет сделала вид, что не слышит. Заняв удобное место рядом с хозяйкой вечера, она имела возможность поразглядывать приходящих гостей, как она могла от этого отказаться?!

Поприветствовав и проводив задумчивым взглядом симпатичную девушку с серебристыми кудряшками, Булстрод вздохнула.
- И почему Томасу не по нраву местные девушки? Только посмотри, хорошенькие ведь..
- И англичане, - съязвил Орион, прекрасно зная, что попадет по больному и тем самым сможет отыграться за свою сестру.
- Ты жесток, - фыркнула Вайлет, мгновенно теряя интерес к гостям.
Любовные предпочтения сына последнее время все больше приносили их семье головной боли. И ведь не сказать, что они были строгими родителями, выставляя лишь два условия для своей будущей невестки: чистокровная и англичанка. Но Томас, словно специально, решил попрать все возможные семейные традиции и влюбился в ирландку. Первое время Вайлет успокаивала себя тем, что та была хотя бы аристократкой и, надо сказать, это отчасти помогало. Ровно до той поры, пока они не узнали, что она еще и полукровка. Вот здесь даже у Артура сдали нервы.

- Вот он, только посмотри, - увидев среди толпы светлую макушку сына, который, словно нечисть, явился как только о нем подумали, Булстрод кивнула подруге – и делает вид, что не замечает меня, наглец.

- Леди Крейвен, добро пожаловать.
Точно отмеренная холодность – как точно отмеренная доза яда в бокал с вином, но холодность, конечно, не убивает. Не то чтобы леди Блэк мечтала увидеть голову с серебристыми кудрями прибитой к щиту и вывешенной над камином, причина ее неприязни не тянула на такие фантазии. Но любое посягательство на влияние Блэков Вальбурга воспринимала как личное оскорбление и бережно хранила в памяти. До того дня, как придет время предъявить счет.
А пока пусть раскошелится леди Крайвен – на благое дело.

- Если «хорошенькая» это о леди Крейвен, милая моя Вайлет, то поверь, ты бы не хотела видеть ее рядом с Томасом. И не переживай, дорогая, всем молодым людям надо перебеситься. Потом он найдет милую чистокровную англичанку, или, на худой конец, француженку, и все останется позади.
Вальбурга ободряюще улыбнулась леди Булстрод. Что ж, быть матерью взрослого сына не самая легкая доля, ей это только предстоит, пока что у ее сыновей не тот возраст, чтобы терять голову от ирландских девчонок. Но, разумеется, она не пустить это на самотек. Мужчины – была совершенно уверена леди Блэк – сами не знают, чего хотят. Вот и ее супруг, Орион, не всегда вел себя безупречно, но все, разумеется, позади...

- Дорогая, - выразительно приподнял бровь лорд Блэк. – Мистер Уоткинс.
Действительно, мистер Уоткинс, глава казначейства, с супругой, и Вальбурга сочла возможным продемонстрировать улыбку, и, вопреки сложившемуся мнению об улыбках леди Блэк, небеса не разверзлись и дождь огненный не пролился на бальный зал, растапливая хрупкие ледяные скульптуры...
Глава казначейства мог стать ценным союзником и леди Блэк, образно выражаясь, прикармливала его терпеливо и методично.
- Мистер Уоткинс, миссис Уоткинс, мы рады вас видеть, добро пожаловать... Чуть позже, мистер Уоткинс, я бы хотела показать вам коллекцию вин, которую выставил на аукцион лорд Булстрод, я слышала, вы ценитель... Буду рада услышать ваше мнение о ней, как только закончу встречать гостей.

Терпение и еще раз терпение. Вальбурга не была терпелива в кругу семьи да и ее подчиненным порой приходилось несладко, но это не означало, что она не умела владеть собой, когда ей это было нужно. Беседа с мистером Уоткинсом была необходима, но так же было необходимо, чтобы никто об этом разговоре не узнал. Некоторые связи лучше не афишировать – Вальбурга была уверена, что осторожный и осмотрительный глава казначейства того же мнения.

Мистер Линч был воспитанным молодым человеком, а воспитанные молодые люди умеют поддержать беседу.  Неважно с кем, главное, что умеют это делать легко и ненавязчиво. Те же счастливцы, у кого в голове помещается ещё что-то кроме фантазии, обладают даром пользоваться полученной информацией. Невзирая на все свои улыбки, на беспечность, на образ человека легкомысленного, Элар был ещё весьма цельной и цепкой персоной, способной сознавать собственную выгоду. И потому, чаще всего, беседовал он и слушал своих новых знакомых не просто так. Мистер Линч наматывал на ус, запоминал, вслушивался, всматривался и, наконец, получал то, что могло помочь ему там, где кроме слов и связей не может помочь ничто.

В тот день он готов был расцеловать сам себя, стоя рядом с волшебницей, которая, кокетливо переминаясь с ноги на ногу, тянула время, пытаясь выжать из Элара чуть побольше планируемого, за то, что притащила ему на кончике хвостика.

— Это действительно золотая новость, мистер Линч. А вы как будто совсем не рады.
— Лотти, куколка моя, честное слово. Я рад, как никто. Но у меня нет таких денег.
-— А я слышала …, — голос Лотти стал настойчивее.
— Лгут. Нагло лгут. Ну откуда у меня деньги? Я нищий артист.
— Ну, знаете ли … На вас костюм стоит весьма прилично. Двадцать пять галеонов и точка.
— Двадцать, дорогая. Двадцать. И бесплатные билеты.
— Зачем они мне?
— Раздашь страждущим.
— В Лондоне найдутся ещё люди, которые захотят это получить и за большую сумму, —- пропела Лотти намекая явно не на билеты.
— Охотно верю … Но почему ты пришла ко мне?

Перед взором ирландца разыгрывалось смятение неуверенности. Лотти пришла к Элару потому, что знала — он заплатит ей деньги сразу и не обманет. Она в сущности и не рассчитывала на сумму большую, и откровенно блефовала, но попробовать стоило. Пусть не думает, что Лотти Каттон дешевка!

— Чёрт с вами. Давайте двадцать.
— Я всегда знал, что ты — самая умная женщина в Лондоне.

И уже через пять минут в руках Элара Линча была колдография, на которой Орион Блэк, супруг Вальбурги Блэк, обнимал и целовал какую-то хорошенькую и молоденькую колдунью. Вероятно, старый ловелас думал, что новомодная, ещё толком не презентованная штуковина под названием “колдограф” безвредная шалость, когда согласился на увещевания любовницы попробовать новинку самым первым. Должно быть она говорила: “Ах, сделай это ради меня, дорогой” или ещё что-то подобное. Элар прекрасно знал, что говорят или делают женщины в такие минуты, и почти слышал голос этой барышни, чьи достоинства лица и фигуры он оценивал сейчас у себя в кабинете.

История пахла скандалом. А он очень любил скандалы, особенно те, которые могли принести ему прибыль. К сожалению, дела мистера Линча сейчас шли недостаточно хорошо, а потому в голову ему пришла весьма соблазнительная мысль о том, что можно было бы подзаработать не только на скандале, но и на шатнаже. Госпожа Блэк наверно не обрадуется тому, что у её мужа роман на стороне, даже если их любовь с ним давно отцвела. И особенно она не обрадуется, когда увидит эту историю поставленную на сцене в виде пьесы. Набросав наскоро синопсис будущего шедевра злословия, Элар, подхватив шляпу, отчалил из театра, чтобы постараться добыть приглашение на вечер к Блэкам, о котором он слышал краем уха, и которое пришлось для его плана весьма кстати. Знакомства и здесь помогли ему.

“Благотворительный прием по сбору средств для постройки детского крыла больницы св. Мунго”. Благое дело — ничего не скажешь. Помогать детям должны все те, кто заботится о своем будущем. Вот и мистер Линч стремился помогать, когда согласился поучаствовать в затее с ирландской школой. Тут, конечно, дело особенное, ибо детки не простые, а ирландские. Но и к английским Элар ничего дурного не испытывал. Тем более, может быть где-то по Лондону уже гуляют англо-ирландские детишки, с частью его крови. Отправляясь на приём в своём лучшем костюме, не забыв приколоть к петлице трилистник, мистер Линч превзошел себя. Он почти не опоздал. Всего минут на двадцать, что в такой толпе гостей вряд ли было бы заметно.

В зале отеля, который госпожа Блэк выбрала для своего торжества, было людно. Элар в глубине души порадовался этому. В толпе он с каким-то особенным вдохновением умел маневрировать. Первым делом он, впрочем, решил засвидетельствовать своё почтение хозяйке. Она, вместе с тем, кто мог вот-вот разочаровать её, стояли в дверях и приветствовали гостей.

— Господин Блэк, мадам, — Элар поклонился, — Мистер Боббин передает вам свои извинения. Он сегодня не сможет декламировать и потому прислал меня. Элар Линч — руководитель театра "Химера" и ваш покорный слуга.

Он говорил чисто, без ирландского акцента, улыбался лучезарно и лукаво, глядя на мадам Блэк чуть склонив голову на бок. Но что взять с актёра?

У Вайлет был красивый сын. Красивый, изящный и весьма неглупый – для своего возраста. Раньше он напоминал Вальбурге породистого щенка, к которому так трудно относиться строго, но Томас рос, и, признаемся честно, трудно видеть в красивом юноше ребенка, даже если по возрасту он годится тебе в сыновья...
- Томас, рада, что ты нашел для нас время, - Вальбурга улыбнулась, ничем не выдавая своих мыслей, которые вряд ли встретили бы понимание у дорогой Вайлет. – Надеюсь, ты не заскучаешь. Мы с твоей матерью надеемся, что все пройдет идеально. Вайлет всю душу вложила в этот прием, не так ли, дорогая?
Нет, подумала леди Блэк провожая взглядом белокурый затылок юного Булстрода. Для какой-то там ирландской девчонки он слишком хорош.

Если прибытие Томаса можно было счесть сюрпризом приятным – в глубине души Вальбурга была рада его видеть – то появление следующего гостя заставило ее едва заметно нахмуриться. Во-первых, она не любила, когда ее планы меняются, причем в последний момент, причем не по ее желанию. Во-вторых, молодой мужчина, стоящий перед ней с такой лучезарной улыбкой, был, в каком-то роде, персоной нон грата в кругу леди Блэк – очень тесном кругу, чьи интересы были тесно завязаны на политических событиях, происходивших в Ирландии. В кругу, члены которого горячо протестовали против любых шагов Ирландии к независимости, потому что это означало для них убытки – потерю земель, потерю инвестиций. А господин Элар Линч прославился своими политическими пьесами и постановками на сцене «Химеры», так что они принадлежали к разным политическим партиям.
И все же он здесь – либо леди Блэк могла отказаться от его услуг и остаться без декламации.
Иногда приходится из двух зол выбирать меньшее – вздохнула Вальбурга, холодно кивнув господину Элару Линчу.
- Надеюсь, и мистера Боббина достойная причина для того, чтобы прислать себе замену, мистер Линч. Но выбора у нас все равно нет, я полагаю. Поэтому – добро пожаловать.

- Боббин об этом сильно пожалеет, - прошептала она Вайлет. – Ну что ж, пора еще раз обойти гостей и убедиться, что они всем довольны.
Маневр этот леди Блэк выполнила с блеском и ловкостью светской дамы, знакомой со всеми подводными течениями подобных приемов. Улыбка тут, слово там. Так, незаметно для посторонних глаз (наблюдай они за перемещениями леди Блэк) она оказалась рядом с Маркусом Уоткинсом и его женой, взяв с подноса бокал шампанского – прекрасный повод задержаться рядом с главной казначейства.
- Как вам прием, миссис Уоткинс? Приятно видеть, что откликнулись все приглашенные. Надеюсь, аукцион пройдет удачно... Вы уже видели драгоценности, пожертвованные на это благое дело? Очень щедро.
Ох уж эти светские условности – но без них никак. Леди Блэк нужно было переговорить с мистером Уоткинсом, но – с глазу на глаз.

Строго говоря – ее не приглашали. Но если посмотреть философски, с одухотворенной точки зрения, приняв во внимание все нюансы социальной жизни и журналистской профессии, то... Нет, все равно не приглашали. Как было дело? Кейвон находилась в кабинете главреда в момент, когда сова принесла приглашение и, естественно, полюбопытствовала – что за мероприятие, кто организует, когда, где, какой дресскод. Приглашен был главный редактор "Ежедневного Пророка" и плюс один. Штатный корреспондент Кейвон Ни Хейли приглашена не была, идти плюс одной тоже много чести, но какую уважающую себя ирландскую журналистку и когда это останавливало.

Она запомнила дату, время и место, изучила благовидный повод богатым англичанам выгулять свои богатства, чтобы демонстративно отсчитать жалкую (по сравнению с фамильным состоянием) сумму на социальные нужды, и решила непременно заявиться. Нет, главред и сам набросает материал о благотворительном вечере, укажет все необходимые имена и подберет самые высокопарные слова о том, как все это благородно и морально опрятно, но Кейвон заявилась не за материалом. Точнее, не за материалом о самом вечере и не для газеты. Чаще всего работодатель стесняет журналиста, а не радуется его инициативе, особенно когда работодатель – англичанин, а журналист – ирландец. За глянцевыми речами и отполированными улыбками всегда спрятан истинный мотив, а в то, что Блэки и Булстроуды все это устроили от обострения сердобольности, Кейвон не верила ни секунды. Ни в мирное время, ни теперь, менее, чем через неделю после нападения на марш сквибов.

Попасть внутрь не составило труда. Тут главное правильно выбрать время. Не в самом начале, когда поток гостей еще редкий и дормены, у которых могут быть списки гостей, бодры и полны сил. Чуть погодя, когда все уже вежливо припоздали, но главред еще не явился. Тот ответственно оставлял последние распоряжения, потому что на дворе четверг и утром должен выйти свежий номер. Делал он это каждый вечер, его график был Кейвон известен и более чем на руку.
Такие, как Блэки и Булстроуды, могли нанять высококлассных дорменов, владеющих французским языком, потому она обратилась к ним на ирландском. Главное – говорить скороговоркой, из которой вычленить можно будет только "Ежедневный Пророк", и вести себя так, словно никого, кроме Кейвон Ни Хейли, и не могли пригласить. Так она и оказалась в украшенном зале, и шмыгнула в сторону от очереди, выстроившейся чтобы поприветствовать организаторов торжества. Приветствовать лучше вовремя – чтобы сразу не принялись спроваживать.

Главное в парадной мантии не цвет, не вырез и даже не комплект белья внизу, главное в парадной мантии – карманы. Они должны вмещать не только волшебную палочку и помаду, а и вездесущий блокнот Кейвон, и перо, и не портить при том силуэт. Старшая сестра Кейвон, Онья, строила себе карьеру во Франции, но время от времени баловала младшую сестренку парижской обновкой. Таким образом, Кейвон весьма вписывалась в пестрое общество и, хоть корреспондентский оклад и невелик, она тоже пожертвовала на детское отделение. Дети – наиболее приемлемая стадия развития англичан. А потом она принялась с французским изяществом и ирландской хитростью лавировать в толпе, подсматривать и подслушивать.
Хороший журналист не ждет, чтобы события случались перед тем, как написать о них. Хороший журналист вынюхивает, кто в толпе самых богатых людей страны пришел с какими настроениями, какие замышляет исторические события, а потом хороший журналист сует свой нос в их дела.

Она заметила, как Вальбурга Блэк беседует с главой казначейства, заметила бархатную ленту на шее миссис Булстроуд, браслет леди Крейвен и трилистник в петлице Элара Линча – это были мелкие, незначительные кусочки паззла, тем не менее, последуешь за одной из таких маловажных деталей, и какая-нибудь из них да выведет к картине поинтереснее.

Отредактировано Кейвон Ни Хейли (2021-06-22 00:57:33)

Вина – не драгоценности или изящная живопись. Вид пыльных старых бутылок не украсила бы зал, к тому же, лорд Булстрод был бы вне себя от горя, знай он, что винные бутылки из его драгоценного погреба хранятся не надлежащим образом. Впрочем, у всех свои слабости. И привязанность драгоценного мужа драгоценной Вайлет к хорошему вину даже мила, уж Вальбурге есть, с чем сравнивать.
- По настоянию лорда Булстрода мы отвели его коллекции отдельное помещение, где вино хранится до аукциона, - любезно поведала она мистеру Уоткинсу и тем, кто желал услышать, о чем они беседуют.
Слушать чужие разговоры – одно из главных развлечений на подобных вечерах. Подчас можно услышать кое-что действительно интересное, но леди Блэк была осторожна. Осторожность – тоже добродетель нашего мира и одна из главных.

Они неторопливо прошли мимо ледяных статуй – те не растают до утра. Мимо цветов, которые до утра не увянут – в Серебряном Шаре умели встречать гостей, шампанское всегда будет холодным, серебро – сверкающим. Улыбка одному, едва заметный поклон другому – на взгляд Томаса, пристальный, прямой, Вальбурга наткнулась, как на иглу и поспешно отвернулась. Томас милый мальчик, тут, на приеме, достаточно привлекательных девиц, если он будет скучать, то исключительно по своей вине. А ей нужно думать о другом.

- Вина из Франции,  небрежно заметила она. – Отчего-то наши соотечественники, мистер Уоткинс, считают все французское крайне привлекательным. Как думаете, в чем загадка этого феномена?
Крайне привлекательным – и напитки, и женщин. Леди Блэк, разумеется, эти симпатии не разделяла – особенно в том, что касалось француженок...
Пыльные бутылки действительно служили сомнительным украшением небольшого помещения. Видимо, эта особая сырая пыль, должна была свидетельствовать о почтенном возрасте их содержимого. Леди Блэк привычно проверила комнату Гоменум ревелио – не верь глазам своим – и набросила на дверь заклинание, препятствующее подслушиванию. На всякий случай. Но без этих предосторожностей вести серьезные разговоры вне дома или своего рабочего кабинета леди Блэк не считала возможным.

-  Оставим разговор о винах для более благоприятного случая? – осведомилась леди Блэк у главы казначейства. – Надеюсь, когда-нибудь наступят такие времена... Мистер Уоткинс, я не могу быть в курсе всего, хотя и очень стараюсь, и дело тут не в праздном любопытстве. Новости из Министерства хотя и доходят до меня, но все же с запозданием, а иногда и час решает если не все, то многое... Я высоко ценю ваш трезвый ум, мистер Уоткинс, вашу рассудительность...
А так же леди Блэк ценила способность мистера Уоткинса приятельствовать со всеми, не впадая в крайность пылкой дружбы и пылкой же вражды. Прекрасное качество – по мнению Вальбурги. Замечательное.
- Уверена, заняв должность главы Отдела Экономики и Финансов, вы получите широкое поле для раскрытия своих талантов. Я бы хотела вам в этом помочь... чтобы, разумеется, в свою очередь меть право рассчитывать на помощь от вас, если она мне понадобится... шампанского?
На круглом столике шампанское охлаждалось во льду – опять французское, но что поделать, кое-чему замены нет...

Белым лебедем лавируя в толпе волшебников и волшебниц, Фредди обменивалась приветствиями и наблюдениями о погоде со знакомыми, благосклонно относилась к попыткам представить ее вот тому именитому господину и вот той блестящей леди – у которой свой бизнес на Косой аллее и которая уже некоторое время думает о расширении, а, следовательно, о займе. Что леди Крейвен могла бы посоветовать?
Леди улыбалась и договаривалась встретиться в другой раз, в иной обстановке, предполагавшей бы, в отличие от благотворительного приема, оплату ее профессионального мнения.

Вечер уже можно было назвать удавшимся.

Не следила намеренно, но то и дело поглядывала на дверь, за которой скрылась миссис Блэк со своей жертвой. Заметила, как мистер Уоткинс – представила его, вырывающегося из цепких коготков Вальбурги – вернулся в зал.
Чуть задержала взгляд, рассматривая лицо и фигуру. Искала сходство, но не была уверена, что находит.

Ей говорили, что Джерри похож на нее, а не на отца. Спорить Фредди не пыталась, улыбалась и соглашалась, обнимая свое сокровище, если попадался под руку, и отправляла к нянечке – играть, или пойти на прогулку.
Ее сын действительно больше взял от нее, чем от отца, кто бы из двух мужчин ни был его биологическим отцом.
Она сама не знала, и ей было интересно, пусть определенность ничего бы и не изменила. Джерри – наследник титула и состояния, если он получит приглашение в Хогвартс, обязанностей перед аристократической фамилией это не отменит.

Фредди узнала голос. Обернулась к мистеру Уоткинсу со всем аристократическим изяществом, чуть наклонила голову, чтобы прядка вернулась на свое законное место в легкомысленной прическе.
– Маркус, добрый вечер! Рада вас видеть в добром здравии, – он всего лишь отец ее школьного хорошего друга. И они все взрослые люди. – Как поживает миссис Уоткинс?

Сложно сказать, как много знал визави о ее нынешних отношениях с его сыном. Они с Фабиусом не афишировали. И не давали своим встречам какого-то определения. Ничего друг от друга не ждали и не требовали.
Маркусу не о чем беспокоиться.
И все же Фредди предпочла увести тему в сторону куда более интересную им обоим.

– Какие ваши прогнозы? – у главы казначейства только об одних прогнозах могли спрашивать – явно не о погоде.
С проплывавшего рядом подноса Фредди сняла два бокала и один вложила в руку Маркуса. Помнила, что он женат, и ни на что не намекала, но раз они оба пришли на благотворительный вечер, следовало извлечь максимум пользы за свои галеоны.
Не намекала и на то, что алкоголь должен развязать ему язык, просто в общей толпе без напитков они выделялись.
– Как поживает Фабиус? – спросила, казалось только из вежливости. Но его правда не видела уже довольно давно.

– Садоводством? – Фредди не удивилась, но в кругах ее матери интересоваться садоводством означало нанять садовника с лучшими рекомендациями, а потом не мешать ему отслеживать все модные новинки в своей области. Но никак не образ домохозяйки на коленях у розового куста и с садовыми ножницами в руках.
Образ домохозяйки – это не о леди.
– Зачем? – конечно, Уоткинсы не принадлежали к магической аристократии, супруге Маркуса было простительно интересоваться лилиями и мандрагорами.

А ему лучше было бы не увиливать.
– Вас не беспокоит монополизация всех рынков? – поговаривали столько всего, что можно было задавать любые вопросы с серьезным видом и не выглядеть при этом глупо.
И нет, Фредди не нравилось, что три десятка магических семей прибрали к рукам всю британскую экономику. Не только потому, что ей не оставили кусок пирога, но и потому, что подобная система обречена – рано, или поздно, так, или иначе.

О Фабиусе промолчала. Она рада, что он счастлив, и что в его жизни достаточно всего без нее. Глупо ревновать того, кто никогда не сможет быть твоим. Любила ли она его – наверное да, но, скорее, как друга, человека, который знал Фредди маленькой и глупой и не осуждал – ни тогда, ни теперь. В ее воображении он был скалой, за которой можно укрыться, если море станет совсем неспокойным. Он был, и она всегда могла к нему обратиться. Потому старалась не злоупотреблять.

Для роли протеже семья не была обязательным условием. И роль протеже Маркуса Уоткинса интересовала Фреди куда больше, чем кольцо, надетое на палец его сыном. На этом этапе карьера казалась ей интереснее семейной жизни – в последней она уже успела провернуть выгоднейшую сделку, и это оказалось не слишком сложно. Но повторяться скучно, практически дурной тон.
Фредди чуть наклонила голову, от чего белые локоны покачнулись.

– Рынку не достает разнообразия и здоровой конкуренции. Кроме того, рынку не достает ресурсов для развития в долгосрочной перспективе. А стагнация никому не идет на пользу.
Фамильные традиции – это, конечно, хорошо, но что станет с теми фамилиями, когда они столетиями заключают браки в исключительно узком кругу. Некоторые маггловские монархии на этом и погорели.

Фредди спиной чувствовала взгляды, которые начинали бросать на них с Маркусом. Кто не знал – подозревал глупости, ай-яй-яй, мистер Уоткинс, при присутствующей на вечере жене; а кто знал – с осторожным неодобрительным любопытством. Потенциальных конкурентов не любили, особенно те, кому есть, что терять.
– Если мы продолжим, вас в Министерстве замучают расспросами, – она улыбнулась почти заговорщицки, – думаю, вы правы, и мне лучше обсудить садоводство с миссис Уоткинс.
Вопрос разведения настурций ее все еще мало волновал. Как и многие другие вопросы на повестке дня большей части женских клубов.